-
Хроники Хердис
Здесь буду выкладывать все, что связано с Хердис, как вы и поняли
Стук, стук и еще стук. В полумраке узких коридоров с уверенными ударами подбоек сапог, приближались два невысоких силуэта. Они миновали факел за факелом, тускло освещующим серые стены башни - выход был уже недалеко: вот уже скрипучие ступеньки и половицы сменились на камень, затертый обувью неисчислимого множества ног, ступавших когда-либо по нему. Вот слышны хлопки ливня, капли которого врезаются в мостовую. И перед воротами ведущими из крепости Менетила в город, предстали два карлика - старый вояка и мудрый жрец.
Хъярн поежился и надвинул капюшон на глаза, пробормотав что-то вроде "мерзкий дождь ..." Кутберт, идя рядом со старым ветераном, несколько раз кивнул самому себе, а потом спросил:
- Хм, Хъярн? А вот, значится, такой вопрос: что это за ведьму мы поймали? И откуда Хродгар прознал о ней?
Хъярн сплюнул, после чего, посмотрев на темное, затянутое тучами небо, с которого без остановки падали капли дождя, затем прошипел:
- Кто из "Молотов Гнева" о ней не знает? Считай, он была одной из причин создания нашего "отряда".
Златозуб еще более нахмурился и, сплюнув жевательный табак, проговорил:
- А вот если по существу?
На минуту задумавшись, Камнерук остановился посреди дождя, стоя одной ногой по лодыжку в мутной воде, позволяя каплям попадать за шиворот прикрытого плащом латного доспеха. После чего продолжил движение, со словами:
- Правда не слышал? Одна из пособниц убийцы тана Твердобрюха ... и моего сына. И если уж не вонзила клинок, то показала куда бить. Она участницей убийств их обоих и, наверное, еще десятков хороших дворфов.
Кутберт понимающе закивал.
- Хм. А почему? Почему она все это делала?
Камнерук удивленно посмотрел на Кутберта:
- Почему убийцы убивают, а воры воруют? Что за глупые вопросы! Она просто сумасшедшая.
Златозуб лишь цокнул языком.
- Э, нет, не скажи. По своему опыту знаю, что на подобные пакости дворфа именно что-то толкает, - сказал жрец, но потом нахмурился. - Впрочем, это им не оправдание, ни в коем случае.
Хъярн посмотрел на двери Таверны, из которой просачивался теплый желтовато-оранжевый свет, обещающий сносную выпивку и уют таверны. Заходя в общинный зал, дворф все-таки ответил:
- Моя жизнь была почти сломана, я же не начал воровать и убивать! Ну, убивать то я продолжил, но во имя короля ... или как-то так.
- Ну дык, не каждому хватает ума да воли. И надо им эту разумность вбивать. Убийство... - задумался жрец, входя за Хъярном в таверну. - Убийство, оно ничего почти не дает.
Хъярн уже скинул свой капюшон и нес в руках четыре кружки лучшей медовухи в этой таверне. Хозяин же удрученно смотрел в след повеселевшему дворфу, который уничтожал запасы его лучшего алкоголя, да еще и не стесняясь, сравнивал его с дворфийским.
- Ну, можно и поспорить, ну да не сейчас, я лишь одно могу сказать, убить нужную особь, в нужное время - спасти много много жизней.
- Ну быть может, - пробормотал жрец и пошел заказать себе еды.
Вернулся Кутберт через несколько минут, держа в руках две тарелки с картошкой и каким-то мясом да ломтиком хлеба. Жрец выглядел так, будто находился в глубоких раздумьях.
- А вот знаешь, - начал он, развеяв тяжелые думы. - Схожу-ка я к ней, пожалуй. Пусть нормально покушает хотя бы, авось и вразумлю её. Даже если и погибнуть ей от топора палача, пусть умирает дворфийкой, а не чудовищем.
С этими словами клирик вышел из таверны и направился к крепости, где в заключении томилась та самая ведьма.
Хъярн не успел ничего сказать, лишь мотнул головой, допил кружку и, взять последнюю ссобой, бережно прикрыл ее кожаной крышечкой. После чего быстрым шагом направился туда же. Услышав сзади шаги, Ктуберт обернулся.
- И ты со мной? А чего так, я думал, ты эту гадюку терпеть не можешь.
- Поэтому с тобой и иду, а то мало ли, решит вскружить тебе голову, станешь еще предателем. А еды она не заслуживает, - Хъярн был явно недоволен, что опять оказался на улице под проливным дождем.
- Ничего ей не станется, если покушает, как дворф. Хотя бы перед смертью.
Тем временем, два дворфа уже приблизились к крепости. Увидев стражника-человека, Кутберт поинтересовался:
- Сынок, не подсобишь? Где тут тюремные камеры, нам бы ведьму ту проверить.
- Значит, идите прямо внутрь, в холл, - начал комендант, - там будет под главной лестницей дверь железная, вот там и темница.
Хъярн всем своим видом выказывал недовольство, нарочно обнажив короткую секиру, с новой резной рукоятью и поблескивающим, даже при таком скудном освещении лезвием.
- Будьте осторожны – говорят, ее тюремщики шарахаются! - прикрикнул в догонку человек
Хъярн ухмыльнулся и громко произнес:
- Может рассвета она уже и не увидит.
Кутберт собирался было уже уходить, как решил переспросить:
- Сынок, а это, дабы нам времени не терять понапрасну, какая там камера её по счету?
- Идите прямо, никуда не поворачиваете и наткнетесь прямо на нее, - махнул караульный в сторону ворот крепости.
Антон Хъярн кивнул стражнику:
- Ты только не расслабляйся, мало ли она нас убьет и выберется.
Карлики, пройдя через холл и железную дверь, спустились в темницу. Было сыро, а человек мог бы даже пожаловаться на недостаточное количество света, однако дворфам все было более или менее видно. И они шли, шли достаточно долго, пока не наткнулись на двери последней камеры, где по словам коменданта сидела колдунья.
- Отдыхаешь? - спросил Кутберт у железных прутьев тюремной камеры.
Хъярн стал в двух шагах от Кутберта, откупорил кружку и начала попивать, держа левую руку на рукояти секиры.
Камера, к которой пришли карлики была довольно просторной, по меркам тех мест, в которых всякий сброд общества коротал свой срок за разбой или воровство. Комната, если ее можно было так назвать, была почти пустой: старая рваная циновка на темном полу, да и пустая жестяная миска - вот и вся утварь темницы. Все это было окутано почти непроглядной тьмой, и лишь небольшой отрезок камеры благодаря маленькому окошку освещался бледной луной. На том месте, спиной к Хъярну и Кутберту и стояла худенькая, аккуратненькая заключенная.
Хъярн не сводил глаз с заключенной, готовый уловить малейшее движение и среагировать на него как можно жестче.
- Неужели, посетитель? - в глубоком голосе девушки слышалась колкость и язва. Она повернулась, уставившись на карликов огненным взглядом, выделявшимся во тьме казиматов.
- Да. Мы решили, что тебе надо нормально поесть, - сказал Кутберт и, присев на корточки, достал миску заключенной. Он переложил туда еду и просунул миску обратно в камеру. Что удивительно, в камеру также попала книга. Зная Златозуба, можно было бы предположить, что книга как-то связана с учением Святого Света. Молитвенник, например.
- Поесть и подумать, - добавил жрец.
Дворфийка ухмыльнулась, громыхнув кандалами, в которые она была закована: кисти содержались в эдаких болванках, полностью сокрытые железом.
Хъярн, увидев книгу, немного вспылил и, подойдя к Кутберту, нашептал ему на ухо:
- Глупец, она некромант, я, может, не разбираюсь, но книга для нее - оружие!
Кутберт смерил Хъярна строгим взглядом.
- Книга святая, ничего она не сделает. Да и вообще у неё руки вон, видишь, как сделали...
- И не стоит разбираться, дворф, - ухмыльнулась дворфийка. Она была спокойна, лишь ярко-красные глаза выдавали ее ненависть и гнев, бурливший внутри, - Книга святая... и ничего не сделает. Как двухсмысленно.
Хъярн только раздраженно покачал головой и отошел в сторону, бормоча проклятия.
- Как подстилка, листы из нее вполне сгодятся, - промолвила Хердис и тут же добавила, приблизившись к Кутберту ближе и переменившись в до этого безмятежном и спокойном лице.
- С меня хватило идеологий.
- Вероятно, уму не хватило ни одну из них понять до конца. Либо дрянью были они, раз сделали тебя такой, - промолвил со всей серьезносту жрец, однако не забывая есть и свою порцию. - Ты мне лучше ответь, зачем ты все это делаешь? Твои поступки приводят тебя только к твоему же несчастью, разве ты это не осознаешь?
Хъярн громко сказал:
Кутберт, поверь, ей твои разговоры ничем не помогут. Только углубят в ее сознании итак пустивший корни вздор.
Тут девушка, которую, в принципе, легко можно спутать с человеческой девочкой лет тринадцати или четырнадцати, не сдержалась и захохотала. Смех был долгим и продолжительным. Когда же Хердис утихомирилась, она сказала:
- Ну, я, даже право, не знаю что сказать, - дворфийка перевела дух, - Разные мудрецы-психологи мыслят по разному. Кто-то скажет, что все это случилось в раннем детстве, кто-то еще как-нибудь. Но, вопрос твой интересней их болтовни.
Отправив еще один кусок мяса в рот, Кутберт пристально посмотрел на заключенную.
- Ты так и не ответила.
- Не ответила на что? - удивительно энергично спросила Хердис, широко улыбнувшись.
- Ты не ответила на мой вопрос о том, почему ты это делаешь. Почему ты продолжаешь это делать, - сказал жрец и закусил огурчиком. По подземелью раздался обреченный хруст овоща.
- Ну, если ты говоришь о тех деревенщинах, считай, я оказала вам услугу…
- Медвежья услуга-то... - вдохнув, пробормотал Кутберт. - И ты опять не можешь объяснить, зачем и почему ты это делаешь. Из-за собственного слабоволия и малодушия? Это, как говорится, не оправдание, потому что над такими вещами надо работать.
Камнерук держал в правой руке пустую дубовую кружку внушительных размеров, правую же держал на рукояти топора.
Мысли Хъярна, хоть и были, вернятно, о том, что же он тут делает, но это не мешало ему следить за каждым движением Хердис .. да и за Кутбертом.
- Обыщите их вещи, дома, может быть и додумаетесь, - попыталась Хердис показать лживую озабоченность, - Что до вещей, над которыми нужно работать жрец - ты ведь трогаешь во время исповеди мальчиков, да?
Хъярн фыркнул, сдерживая смешок. Кутберт, дожевав свою еду, постучал вилкой об тарелку три раза и снова заговорил:
- Мне вот любознательно, а ты сама можешь себе ответить, почему ты все это делаешь? Неужто никогда не задумывалась?
- Так же любознательно, как и заглядывать в штанишки приходских ребятишек? - но тут Хердис сделала продолжительную паузу, утихомирив свое веселье, став серьезней, - Задумываюсь, думаю об этом каждую ночь. Вряд ли мне что-либо сможет помочь... Я как-то, словно истончаюсь и ничего не могу поделать. Нет света впереди, ничего нет впереди.
Хъярн снова фыркнул, в этот раз от презрения.
- Она лжет. Играет с тобой, а потом скажет что-то вроде: "Да, да, помоги мне!" Ты ее выпустишь, а она продолжит творить зло.
- Ты думаешь, мне хочется его творить? Твои слова легки - в тебя вставили нужный завод, и шагаешь ты в нужную сторону...
- Тогда почему ты его творишь? - что удивительно, клирик оставался таким же спокойным, не смотря на все те гадости, что говорила Хердис.
Хъярн и усом не шевельнул.
- Я видел таких, как ты не одного и допускал такие ошибки. Нет места мягкосердечности здесь. Тебе нет прощения за все то, что ты сотворила.
- Тяжело сказать... Быть может, мне так сказали, сказали, что так будет правильно...
- Сколько тебе лет? - задал неожиданный вопрос Кутберт.
Камнерук застыл с железным лицом, никаких эмоций, статуя. Статуя с глазами, остро впивающимися в собеседников.
- В скором будет двадцать, - Хердис опустила глаза.
Хъярн думал про себя: Дитя, совершившее за свою короткую жизнь столько зла, сколько не соверашали многие из 100 и за 200.
- Двадцать лет, - за все время встречи лицо Кутберта могло показаться несколько опечаленным. - Надо же... И ты за всю свою жизнь никогда не задумывалась о том, правильно ли то, что ты делаешь? Ты никогда не думала, что твои поступки и те, кого ты считала соратниками и наставниками, именно все это делает тебя несчастной? В тебе ведь заложена сила, дитё, сила менять мир. Как и в каждом из нас. Понимаешь, наш мир, он мягок как глина, а мы тверды, как мускулы в руках гончара. Каждый из нас - жилка в его руке. И мы, делая те или иные поступки, в итоге меняем форму нашего же мира. И ты уверена в том, что твоя цель - приносить боль и несчастья другим и, прежде всего, себе самой?
- Я... я не знаю...
Хъярн скептически промолвил:
- Да, да. Каждый живущий - ниточка в плетении и все такое.
Камнерук стукнул окованной в железо ногой о землю:
Прекращай этот бессмысленный разговор, уже битый час ее развлекаешь.
- Ты был на войне, Хъярн, как и я. Тебе ли не знать, на самом деле. Что ж, - повернулся жрец к дворфийке. - Тебе нужно научиться уважению. Уважению к себе. И уважению к другим в том числе. Связь ближнего твоего с окружающим миром так же ценна, как и твоя собственная. Делая зло другим, ты делаешь его и всему миру. В том числе, и себе. Из этого следует, что каждый достоин уважения... Хъярн, я тебя не держу, ты ведь знаешь. Ты пришел сюда по своей воле, и ты волен уйти, когда возжелаешь.
- Тебя твой святой свет уже ослепил. Я был на войне, да что там. Я сейчас на войне. Ты что не видишь? Ей плевать. Ее не изменить. Она фанатик, если можно так сказать. Будет лучше всем, если ее просто убить. Я остаюсь здесь потому, что она опасна. Потому что ... ай ладно.
- Далее шепотом сам себе: Потому что жду не дождусь возможности срубить ей голову.
Хердис перекинулась взглядом с Хъярном и вдруг улыбнулась.
- Нет, он что, не шутит? Ты ему что-то подсыпал в пиво? - недавно опечаленная и разбитая Хердис тут же расхохоталась вновь, - Ты думаешь, что тебе стоит зайти ко мне с миской еды и книженцией, чтобы я расплакалась у тебя на плече и выссказала все свои терзания? В следующий раз принеси что-нибудь поинтереснее, чем довольно таки сомнительные и устаревшие догматы.
- Фанатики поклоняются демонам, мертвым, всяческим неизвестным богам и идолам... Я не фанатик, - внесла поправку дворфийка.
Хъярн скептически ухмыльнулся и выжидающе посмотрел на Кутберта.
- Я понимаю, - смиренно отозвался жрец. Он взял вторую тарелку, развернулся и ушел. Спустя несколько минут, когда они отошли от клетки Хердис на приличное расстояние, Кутберт снова заговорил:
- А теперь я тебе объясню, почему я совершил этот поступок. Да, я понимаю и твои чувства. Некоторые действительно высмеивают мое сострадание, называя меня мягкосердечным и сентиментальным дураком. Но ты не путай. Это - мой моральный долг, долг перед кланом, церквью и всем миром. Быть может, мои старания и в самом деле были тщетны, но я предпринял попытку. Ты наверняка слышал эту старую как мир поговорку, "попытка - не пытка". Так вот, когда я увижу, как голова этой девочки отделится от её тела, а топор палача обагрится её темной кровью, я хочу быть уверенным в том, что я исполнил свой долг, что я проявил должное сострадание и предпринял попытку ей помочь.Надеюсь, ты все понял, потому что я закончил!
Хъярн покачал головой:
- Я тебя понял. Но мнения о твоем поступке не меняю. А книжку я бы все-таки забрал, кто знает чего ждать от некроманта ... - с этими словами Хъярн вышел наружу и, накинув капюшон, с руганью бросился под ливень, скрывшись в тумане.
