Кап. Кап. Кап... Ужасный, надоедливый, методичный звук воды, капающей с крыши, на железную пластину, не раздражает её. Хотя будь на её месте кто-то другой, давно бы уже выл от отчаяния, забиваясь в угол, закрывая лицо руками.
Кап. Кап. Кап...
Холод, царящий в этом амбаре, не трогает её, как замораживал бы другую, будь она здесь. Другая бы уже стучала зубами и плакала, пыталась бы согреться любым способом.
После каждого движения зерно все глубже засыпается за шиворот и в рукава, словно муравьи проникает под складки одежды, но, кажется, совсем не беспокоит ее.
Кап. Кап. Кап...
Не видно ни лучика - темнота, окутавшая все существо, не пугает её, как пугает детей ночь, впечатлительных - сумрак, фантазеров - мгла. Они накрываются с головой одеялом, боясь шевельнуться, боясь открыть глаза, боясь увидеть что-то. Они не знают, чего именно боятся, но все равно боятся... темноты, черноты, пустоты.
Она же не боится, ей не холодно, её не раздражает...она не ощущает, не чувствует, не живет. Только видит - грязь, сырость, темноту, осколки деревянных досок и железные ободья от бочек. Крыса, серая, огромная крыса, с мерзким длинным хвостом, подбежала так близко, что видно как шевелятся усы на ее противной мордочке... Глаза-бусинки внимательно смотрят в большие, черные, мертвые, глубокие, её глаза, в которых постепенно разжигается неизведанный огонь. Ей не противно, ей не любопытно, она не знает что это, не умеет... Серый комок, с маленькими глазками понимает, все понимает, и, кажется, будто ухмыляется, насмехается. Бежит к руке и кусает за пальцы, кусает, грызет... рука, грязная, землистого цвета, струпьями изъедена, когда-то была покрыта пусть не нежной, но кожей. Рука безвольно лежит на мокрой соломе, терзаемая острыми крысиными зубами...



Кап. Кап. Кап...
Она смотрит на это долго, не понимая, не ощущая. Вот шевельнула кистью, и крыса испуганно скрывается в темном углу, но нет, она не ушла, она затаилась... вернется... вернется...
Несмелые, угловатые движения сотрясают слежавшуюся ткань, она стряхнула зерно, поднялась на ноги, и вот уже ни одна крыса не смеет приблизиться.
Темнота, время и ветер, что разметал сено по амбару, не сумели скрыть от пробудившихся глаз знакомую вещь. Полусогнутые пальцы подняли и цепко ухватились за остов магического посоха.
Память. Ее исковерканные остатки рисовали ужасные картины. Вспышки, голоса, волны неизведанных и забытых чувств нахлынули на пробудившуюся. Чувство былой эльфийской гордости врезалось в сознание и заставило сжать оружие.
Плеть… - сдавленный шепот вырвался изо рта и ноги сами понесли ее на улицу. Скорее из амбара, скорее из убежища на защиту! На борьбу с … - тишина и спокойствие ошеломили ее. Остатки памяти казалось, унеслись вместе с порывом ночного ветра. Оставляя одинокое сознание. Оставляя его навечно. Бои давно отгремели. Воины давно ушли. Трава нехотя заживила раны на земле. Ночные птицы безбоязненно рассекали крыльями воздух.
Новое чувство стало пробираться в ее душу, оно кровью растекалось по невидимым капиллярам сознания. Чувство позора, собственной никчемности. Неужели? Неужели она смела бежать, скрываться… Скрываться от такого врага в сарае с зерном. Сколько их было, добивающих ударов? Сколько преследователей ринулось за ней и забрали жизнь?
В исступлении заметалась она, как мать, на глазах которой лишили жизни всё ее потомство. Удар за ударом обрушивались на деревянные балки, доски, бочки. Хруст. Досок ли? Нет, кость ее руки выглянула из посеревшей плоти, белым осколком. Лицо скривилось, без особой причины. Просто потому что всю жизнь искривлялось в подобных случаях. Теперь все стало на свои места.
Привычным жестом она схватилась за волосы, но те лишь покорно повисли на руке немертвой.
Смирись, – посоветовала она сама себе и покорно приклонила голову в Тропе мертвых. – Ты не стала моей могилой, хоть и отобрала мою жизнь…
Женщина оперлась на посох, который казалось, тоже переживает второе рождение, и направилась к землям Транквиллиона. Опять же, без особых побуждений. Появляться в столице не было никакого желания, да и не известно еще, что там творится сейчас.
Чувство голода или жажды больше не тревожили ее, в отличие от потребности в общении с самой собой.
Топ. Топ. Топ… - немертвая быстро привыкала к новому обличию. Ее шаг был легким, хоть и не таким пружинящим как раньше. Суставы изредка скрипели, а иногда стремились вывернуть кость в другую сторону, тогда приходилось останавливаться и поправлять непослушные конечности. Пройдя какое-то расстояние, она уже совсем не опиралась на посох и позволила себе воткнуть его в свою спину. Новое, мертвое тело нисколько не злило ее, а наоборот забавляло. Куда-то пропали брезгливость и отвращение. На смену им пришла какая-то всепоглощающая грусть и безысходность.
Войдя в поселение, она сразу заметила немертвых. Одни блуждали по улицам, другие сидели по углам. В каждом их движении сквозило усердие и смирение. Быт их был хаотичен, разрознен и почти не устроен. Передвижные торговые лавки сгрудились на главной площади, ремесленники обменивались опытом, пополняя свою бездонную копилку знаний. По наличию свежих овощей и трав, было видно, что живые эльфы продолжают населять эти земли, не смущаясь союзу со своими полумертвыми, прогнившими товарищами.
Назло всеобщим заблуждениям, немертвая понимала, где находится. Пусть память и скрыла от нее многие важные факты, но какая-то духовная связь пробуждала в женщине разум. Пусть она не знала своего имени, но прекрасно ориентировалась в этой местности. Она позабыла лица своих друзей и родных, но магические заклятья и заговоры стремились ворваться в ее голову, напомнив о себе.
- Тебе к Вальвену надо, – гортанный, булькающий голос прервал размышления немертвой. Прожигающий желтый взгляд давно пробудившегося старика скользил по женщине, в одеждах боевого мага. – Он вразумит, вразумит…

* * *

Дни и ночи немертвой женщины были посвящены очищению Призрачных Земель. Благодаря мудрым наставникам, она быстро обрела былые навыки и всеми силами старалась затушить в себе чувства вины и позора, которые разгорелись с большей силой, как только ей поведали о ее жизни. Нет прощения магу, позорно бежавшему с поля боя! Женщина фанатично наверстывала упущенное и казалось, готова снова и снова умирать за свой народ.
Всеже мятежные чувства заставили ее оставить Транквиллион и искать место, где она смогла бы проявить себя и отныне с достоинством носить свое прежнее имя - Ларриота Фалькон’Хет.



Кап. Кап. Кап… Расчетливо, по секундам яд наполнял сосуд, стекая багровым потоком по стенкам склянки, смешиваясь и вступая в реакции, обращаясь и изменяясь. Едкий запах заполнял полуподвальные помещения, дополняя своим удушливым смрадом и без того гнетущую обстановку.
Кап. Кап. Кап…
Сырость, промозглые ветра, ядовитые испарения не тревожат ее, скорее наоборот тешат эльфийскую гордость, облаченную в гниющий труп.
Вот сосуд наполнился, и она спешит подставить новое стеклянное вместилище, подхватив истонченными пальцами его основание. И этот наполнится…наполнится…
Башня подле Брилла, что стала приютом для нее и других немертвых нещадно выживала своих гостей, стены ,будто кровоточинами, покрылись плесенью и влагой, стремились обрушиться, осыпаться на хрупкие тела. Каждый был занят делом и каждый постепенно вносил свой вклад в укрепление города, его защиту.
Отставив склянки, Ларри сняла маску и привычно закинула полуистлевшую ткань на древко посоха, что покоился в импровизированных ножнах ее спины.
Взгляд на алхимика.
- Пожалуй, сегодня я возьму только один сосуд, – женщина презрительно прошипела. Недоверие к торговцу давно сеяло раздор в душе ее, не удивительно, ведь при жизни он был человеком, а теперь она вынуждена сотрудничать с ним и многими другими инородцами.
Сегодня ей предстояло снарядить разведывательный отряд, а затем приступать к сложному охранному ритуалу.
- Леди Банши будет довольна…