Я сидел в комнате и смиренно наблюдал за хилым дождем за окном. Я смотрел на дождь, а может на улицу? А может на дом, что стоял напротив, и в окне которого переодевалась Лизель? Моя милая соседка. Я не хотел выходить из комнаты, даже чтобы взять эту спелую красавицу шестнадцати лет. Нет, она не нужна мне.
Взгляд пал на часы. Три часа дня. Проснулся я час назад, я все еще в кальсонах, даже не стремился привести себя в порядок. Я сижу и пью виски, старый запас, что привез мой отец. Я наслаждаюсь своим одиночеством и меланхолией. Я не хочу выходить из комнаты. Полно, хватит уже стирать стопы о подошвы сапог, а каблук сапог о жесткие мостовые. Нет там ничего интересного. И никогда не будет. Не будет больше новых книг, не будет хитрых рож этих самодовольных докеров и моряков. Нет ничего, что могло бы меня удивить. Кто в этом виноват? В общем-то никто, кроме меня самого. Люди сами виноваты в своих грехах, своих думах и проблемах. Я слишком много думаю, даже по меркам Гилнеаса.
Почему я такой апатичный, спросите вы? Сегодня мне исполняется тридцать лет. И вот, я сижу в пыльной квартире на пятом этаже и смотрю в окно, смотрю на дождь, и чуть прищурившись, через него, вижу ореол алых сосков милой Лизель. Нет, я не мечтаю о ней, что вы. К чему она мне? Через пять кварталов от моего дома - бордель, вот там мои жрицы увлекательной магии. Магии любви, страсти и похоти. То, что мне нужно. Но я не выйду из комнаты. Моя комната...
Старые диван, что отец привез из Альтерака, еще до закрытия Стены. Пару кресел, той же работы. Секретер, буфет, моя огромная постель и любимое кресло отца, в котором я сейчас расположился. Кожа красного цвета, мягкое сиденье и подлокотники, стилизованные под лапы ворона. Наверху, на спинке, видится гордый профиль той же черной птицы. Герб Альтерака. Мои тонкие пальцы проходят по прохладным подлокотникам. Стакан наполовину пуст, или наполовину полон? Лед слегка потрескивает под напором янтарной жидкости. Виски лучшей пробы. Манна небесная, вот что это за жидкость.
Я закрываю глаза и вспоминаю, что же заставило меня перестать выходить из комнаты? Что заставило меня больше не ходить на шабаш, не шутить, не улыбаться, и не гонятся за спелыми красавицами вроде Лизель... Что же случилось?
Это случилось за пару месяцев до моего тридцатилетия. В Гилнеасе стояла лютая зима, я давно уже не видел таких зим. Снег был везде. Дворники не справлялись, так что, приходилось искать пути обхода. Я встал в хорошем настроении духа. Думал, что в тот день сходу в кофейню, выпью немного кофе, почитаю газету, затем перекуплю парочку запрещенных книг у наших моряков, ну а к ночи отправлюсь на шабаш. Тогда он должен был состоятся, не смотря на скверную погоду.
Я умылся, привел себя в порядок. Надел свой лучший костюм, свою белейшую рубашку, взял любимую трость с профилем демоницы и надел котелок. Выйдя из дома, неспешно направился в дальнюю кофейню.
- Ох, сударь де'Паре! Доброго утра!
- Сударь Паре! Приятно вас видеть, не зайдете ли сегодня в читательский клуб? Нам всем очень интересны ваши новинки...
- Сударь Па...
Десятки голосов и приветствий. За это я и не любил свой квартал. Слишком уж много людей знали меня, знали о моих интересах, увлечениях... Как бы мной тайная полиция его святейшества Седогрива не заинтересовалась, думал я тогда. Впрочем, все это не могло омрачить моего настроя на тот день. Я повилял по кварталам и наконец, нашел ту кофейню, которую искал. "Восточный базар", так она называлась. Тут подавали кофе и сладости, привезенные нашими моряками с неизведанных земель. Многие говорили об острове, где проживают гоблины, и вот у них-то, можно купить все, что угодно.
- Добрый день, Муфа, мне все тоже самое, только без сладкого. Я совсем перестал следить за собой, - я солгал. На самом деле я довольно-таки худой. Даже очень худой для своего возраста. Муфа знал, что это моя фраза для связного, поэтому лишь улыбнулся и начал готовить мой любимый черный кофе, без сливок, молока и сахара, конечно же.
Развернув газету я стал впитывать в себя информацию, попивать кофе и поглядывать на валивших посетителей. Все они были типами мрачными, как и я. Все они хотели убежать от знакомых людей, поэтому и не заводили знакомств тут. Даже если не хватало места, и кто-то подсаживался к другому завсегдатаю, обычно беседы не складывалось. Люди просто наслаждались тишиной, книгой или газетой, а также чашечкой кофе.
Через несколько часов я уже был на улице. Я медленно шел к порту, осматривая зимний, тихий город. Я думал о жизни и себе, размышлял о сегодняшнем шабаше, о милых девушках, которые там будут... Словом, обо всем, что могло придти в голову молодому аристократу. Когда моя папироса стлела, я обнаружил себя у складов в порту. Докеры нехорошо косились на меня, но не подходили, ибо знали кто я такой. Для пущей уверенности я положил руку на мушкет, дабы все лишние вопросы отпали. Меня пропустили. Обойдя товар, который, по мнению докеров, мог бы меня заинтересовать, я остановился у странной черной книги.
-Что это? - спросил я, изучая причудливую обложку, - откуда она у вас?
- Ох, Гримми. Лучше не спрашивай. Кто-то говорит, что это написали орки, а кто-то мне втирает про троллей... Сам я не знаток, но если ты хочешь, можешь приобрести. Ты только смотри город не сожги.
Я ухмыльнулся. Тогда я не знал, что за книгу покупаю. Отсчитав десяток золотых монет с чеканкой Гилнеаса, я забрал книгу и сунул её под фрак, салютовал цилиндром моему продавцу и был таков.
К Мани я пришел под вечер. Много гулял, много думал. Честно говоря, я уж и не помню, что делал в тот день. Мани - это наша главная ведьма. Женщина сорока лет, но выглядит чертовски привлекательно. Ожидая наших подруг, мы провели пару прекрасных часов, изучая анатомию друг друга. Надо сказать, что толк в анатомии милая Мани знает. Позже, уже одевшись, я наслаждался её игрой на фортепьяно, а сам неспешно листал новоприобретенную книжку. Надо сказать, что пальцы Мани... Ах, опять эти мысли. Я пытаюсь вам рассказать не о своих любовных похождениях, простите. Так вот. Еще некоторое время мое ухо наслаждалось игрой этой чудной женщины, но вот - стук в дверь. Пришли наши девушки. Их всего было шесть. Имен я не помню, так как каждый шабаш лица менялись, как, впрочем, и тела. Уничтожив пару минут праздной беседой, мы, наконец, вышли во двор и свистнули экипаж. Две кареты двинулись прочь из города. Сонным и не внимательным взглядом я следил за падающим снегом и не думал выбирать место шабаша... У меня тогда было странное настроение, и я возложил это ответственное занятие на Мани.
- Просыпайся, Гриммвальд, - о, этот чарующий голос вырвал меня из блаженной неги дорожного сна. Я снял котелок и выбрался из кареты. Мани оправила свой наряд и указала на маленький домик. Я знал о таких домиках достаточно, чтобы не соваться туда. Обычно в них живут одинокие охотники. Достаточно гостеприимны, чтобы принять заплутавшего путника, но и достаточно скромные, чтобы отстреливать таких извращенцев, как мы. Мани настояла на том, чтобы мы пошли. Но я и не был против этого домика, страхи подавил и решил не внимать им. Через полчаса мы уже были в тепле. Девушки разжигали камин, а я таскал мебель, освобождая место для плясок и танцев, оргий и поливания вином. Шабаш, одним словом.
Я стоял у окна и наблюдал за листвой, что гнал ветер по белоснежным просторам. Это моя родина, мой Гилнеас. Даже со своим мировоззрением, я тогда был готов отдаться на растерзание врагам, пожертвовать собой ради спасения этого чудного края... Странные это были мысли. Мысли, которые никогда прежде не посещали мою голову. Может, именно они и спасли меня от того, что случилось далее.
Мы начали ритуал. Нагие, красивые и молодые. Мы ходили кругом, целовались, ласкали друг друга и трогали там, где трогать до свадьбы не положено. Наши тела горели, груди вздымались, а губы краснели от частых поцелуев. Моя спина была исцарапана, женщины стонали подо мной, но сил у меня не убавлялась. Краем глаза я заметил, что Мани о чем-то говорит с новоприбывшей. Жаль, что я не акцентировал внимания на её руках. В них был нож, я точно помню. И не просто нож, это был ритуальный кинжал из обсидиана. Редкая работа, которую Мани купила у тех же докеров, у которых я покупал книги. Меня тогда заботили женщины. Пять женщин были рядом со мной, в ритуальном круге я покорял из сердца и лобызал их груди, мой язык блуждал по их телам, вырисовывая причудливые узоры. Мои глаза были полуприкрыты, и я тихо, но часто дышал, чувствуя их внутреннее тепло, как в прямом, так и в переносном смыслах.
Когда мои зубы, словно кастаньеты, щелкали у их нежного уха, я слышал скрипку. Я слышал вальс. Я хотел плясать, но больше хотел их. Эти спелые плоды природы. Их наливные губы, их упругие бедра, их плоские животы, их прекрасные ноги и аккуратные стопы, их пухлые налитые соком любви и жизни губы... Сколь много было романтизма и похоти в моих мыслях, сколь много я тогда им сказал. Я был их любовником, их мужем, их страстью. Я говорил с ними о самых заветных вещах. И мы забылись, забылись настолько, что не услышали, как игра скрипки стала жестче и тяжелее, как случилось что-то страшное... Мы не услышали, как кинжал пронзил сердце, мы не услышали женский стон, мы не услышали, как Мани встала над нами и начала ласкать себя, призывая демонов. Мы не услышали её роковые слова на эредуне.
Я не мог открыть глаза. Было слишком жарко. Под собой я больше не ощущал горячих тел, напротив, я явственно чувствовал трупный холодок. Через некоторое время мне осточертело так вот лежать, и глаза я открыл. Лучше бы я этого не делал. Со всей моей хладнокровностью, сердце у меня ушло в пятки, а по спине пробежался огромный паук, оставляя за собой след из бесконечного числа мурашек. Передо мной стояла одновременно прекрасная и ужасная женщина. У неё на спине красовались крылья как у нетопыря, только раз в пять больше, а челюсть была вертикально открыта. Многочисленные кривые зубы были окрашены в красный цвет, с них капали тугие грозди слюны. Она что-то шептала и ласково терла один из своих рогов. Хвостом она выщелкивала странный и неприятный слуху мотичвичик. В руках её было тело. Тело Мани... И судя по ранам моей старой знакомой, демоница выжрала у неё сердце.
- Ох, а вот и мой десерт проснулся... Ну что же ты так испугался? Ты, вероятно, хочешь меня, Гриммвальд младший? Хочешь взять мое тело... Ты дашь мне то, чего я от тебя так страстно хочу, а я подарю тебе власть, богатство, славу... Может, даже трон твоего любимого Гилнеаса. Просто перестань думать, черт возьми... И открой свой разум мне.
Слишком уж сладкими были эти песни. Слишком. Я достаточно читал, чтобы знать, что ни к чему хорошему такие просьбы и обещания привести не могут. Тогда я и не осознавал, с кем буду бороться... какими методами я буду это делать. Тогда все это для меня было продолжением той незатейливой игры, где демоны и ритуалы были лишь декорацией, но не правдой, не целью... не смыслом.
Без особого желания я отвел глаза от отвратительной искусительницы и понял, что дом горит. Но все еще стоит и не обрушился на наши головы. Это она, все она... Она ожидала моего решения. Я понимал, что либо она добьется своего, либо убьет меня. В этот момент, перед моими глазами пронеслась вся моя ничтожная жизнь. Все это было настолько низко, настолько не правдиво, что мне аж стало стыдно. Мне и стыдно. Что за нонсенс! Я приподнялся на локтях, схватил первый попавший под руку лоскут одежды и повязал его как набедренную повязку, словно какой-то дикарь.
-Оу, зачем ты скрыл себя... Как жаль.
Я не слушал её. Старался не впускать её хриплый голосок в свою голову. Прищурившись, я внимательно осмотрел её тело и понял... мне не нравится. Она не смогла обольстить меня, хоть и предполагала, что я в её власти. Теперь, я стоял перед выбором. Я думал, что же мне делать, как быть и главное - как выжить? Я не был силен, да и сейчас не особо, в боевой магии. Все, что мне удавалось, с моей-то ленью и нежеланием изучать то, что мне не нравится, это воспроизвести на свет огонек, чуть больше огонька в масляной лампе. И я не думал, что это убьет столь сильного демона.
- Ну что, дорогой, ты хочешь, чтобы я лишила тебя... девственности? Чтобы ты был запятнан соками любви? Чтобы ты молил меня о прикосновениях, которые тебе не подарит ни одна их шлюшек...
-Заткнись. Это... это не может быть правдой, - секундная уверенность растворилась под чутким и насмешливым взглядом отвратительного лица. Челюсти её были закрыты, и теперь губы тянули меня к себе. Она была чертовски привлекательна или она хотела чтобы я так думал? - Я... это все игра, я не хочу быть... я не хочу делать этого. Я хочу домой. Я хочу забыться.
- У тебя нет выбора, Гриммвальд. Этот гриммуар, который ты принес... В нем очень много ценного, с помощью него ты станешь полноценным колдуном. А в тебе есть потенциал... Огромный потенциал, - эти слова из её уст прозвучали слишком уж двусмысленно. Я бы даже улыбнулся, если бы не понимал, в сколь серьезной и щекотливой ситуации нахожусь. - Ну что, ты согласен?
Уверенность вновь вернулась ко мне:
-Нет! Я... я не буду этого делать. Я не позволю тебе сожрать мое сердце, как ты сожрала сердце Мани, я не позволю тебе делать со мной все те вещи, о которых ты думаешь... Я этого хочу, но мои желания не властны надо мной, а ты... ты отправляйся обратно в Пустоту, сука!
Собравшись с мыслями, приободрившись от собственных слов, я прошептал заклинание. Нестабильный огненный комок, размером с дом, полетел в сторону демоницы... И, когда это случилось, я почему-то сказал одно-единственное, но решающее слово. Почему я сказал его? Может потому что такая у меня натура, таков мой характер? Такой я на самом деле? Алчный, похотливый и жадный до власти? Чего же я хочу... Тогда я хотел только одного.
- Да, - сказал я, когда с моих трясущихся пальцев, обугленных от заклинания, оторвался нестабильный огненный шар. Я видел, как её лицо, разгневанное и отвратительное разгладилось. Её пухлые губы улыбнулись мне, а взгляд стал слишком уж хитрым.
Я не помню, как очутился у себя дома. Я был одет в ту же одежду, в которой покинул свои покои. На столе лежал купленный гриммуар, а рядом с ним ритуальный кинжал. Я сидел в этом самом кресле, в котором сижу уже год спустя. Я уже год не выходил из квартиры... Уже целый год.
Я, наконец, встал из кресла и стянул с себя вонючий и засаленный фрак. Одним глотком уничтожил последний стакан виски и уставился на Лизель за окном. В моих глазах полыхнул нехороший огонек. Засмеявшись, как обычно смеются полоумные, я схватил стул и швырнул его в зеркало. Я все смеялся и смеялся, смотря на Лизель и разрезая кожу на своих руках осколками зеркала... Пока я не услышал тихий стук копыт. Я обернулся. Улыбнулся и принял фиолетовую руку, чтобы была подана мне с великим почтением.
-Ванесса, - еле слышно пролепетал я.
- Хозяин, - ответила она на эредуне.
Она была прекрасней Лизель. Она была прекрасней любой шлюхи. Она была лучшей. Она была моей Богиней, она была моей музой, она была для меня всем. И вновь фанфары! И вновь безумная игра скрипки и фортепьяно. И вновь пробуждается во мне желание. Весь этот год я ненавидел себя за то, что подписал договор с погибшей демонессой... Весь этот год, я ненавидел суккубу, которую я призвал... А теперь, теперь мне надоело сидеть в комнате. Я хотел крови, я хотел убивать, я хотел Ванессу. И я взял её тут же, на осколках зеркала, как на осколках своей жизни, я взял огромный грех на свою черную душу...
-Это больше не Игра, - тихо-тихо прошипела мне на ухо Ванесса, а я не обратил внимания, так как уже был в ней. Вся моя душа, была в ней. А потом... темнота.
Вспоминая это сейчас, я думаю о том, когда же на самом деле в моей душе поселился Зверь? Тогда, когда я отдался мраку своих самых потаенных и темных желаний, или тогда, когда меня укусил дикий ворген?
[свернуть]
Ответить с цитированием