Руины. Вот во что превратилась некогда блистательная столица Королевства Квель’Талас. Весь Сильвермун обратился в прах и осколки прежнего бытия, ныне став символом тождества между культурой и крахом. Война принесла на своем шлейфе разрушение не только камня и жизни, но и морального облика. Артес лишил народ квель’дореев не только дома. Он посрамил их честь. Втоптал в грязь достоинство. Осквернил священную для каждого эльфа землю. Обрек на мучительную смерть от бессилия и магического голода. Отобрал надежду. Мерзкая, извращенная нечестивыми помыслами машина смерти вобрала в себя всю мощь Столицы Солнца и оставила сдыхать, как паршивую собаку.
Квель’Таласу переломили хребет, а после вырвали сердце.
Эти несколько месяцев стали кошмаром наяву для каждого. Теперь они назывались син’дореями – детьми крови. Чтить память бесчисленных павших во время противостояния Плети стало для любого эльфа крови нуждой сродни той, какую они испытывали в магии. Чтить, не забывать и не прощать.
Тира разделяла боль со всеми. Быть вместе – все, что они могли сейчас сделать. Шрам от пережитого едва ли когда-то заживет, как и не излечится земля, испытавшая на себе злобу и ненависть Плети, стремящуюся к архаичному разрушению. Девушке было необходимо чувствовать поддержку и дарить ее остальным. Маги академии стояли на передовой и воочию наблюдали за тем, с какой ужасающей жестокостью твари принца Менетила приговаривали к смерти Квель’Талас. Там, на стене, Тира желала ослепнуть, но теперь она знала, в чем состоит ее долг. Она должна быть одной из тех, кто поднимет Королевство с колен, заживит раны и вновь украсит улицы. Назло всем превратностям судьбы.
После того, как принц Кель’Тас поклялся своему народу, что найдет средство, способное утолить их голод, что превратит обломки в новые дворцы, свет той самой отобранной надежды наконец забрезжил где-то на горизонте. Но с того дня, когда последний Санстрайдер отправился в поход с целой армией, Тира оставалась совершенно одна. Сколько бы они ни просила Эйфестера остаться, сколько бы ни умоляла взять ее с собой, в конечном счете она получила твердый отказ. «Я не могу рисковать еще и тобой», - перед самым прощанием изрек магистр, так и не посчитавшись с ее готовностью рискнуть. Тире же ничего не оставалось, кроме как принять его решение.
Боль во всем теле со временем стала привычной. Девушка удивлялась тому, как ей удавалось держаться. Каждый день ей приходилось видеть по нескольку смертей. Иссхошиеся, больше походившие на обтянутые кожей скелеты, многие син’дореи просто сдавались, не веря в возвращение Принца и чудесное исцеление. Улицы из пылающих коридоров превращались в морги. Тела женщин, мужчин и детей обнаруживались повсюду, а позднее исчезали в горниле печи крематория. Самые несчастные становились теми, кого впоследствии нарекли «презренными» - еще не мертвыми, но мутировавшими и окончательно потерявшими рассудок на почве резкого перенасыщения эльфы. Надежда превращалась в бремя, обрастая сомнениями, усталостью и откровенным отрицанием. До того счастливого дня дожило слишком мало.
Тиру вырвал из тревожного полусна звук охотничьего рога. По дорогам слышался топот доброй сотни пар ног, а возбужденные крики, доносившиеся из распахнутого окна, заставили магессу выглянуть наружу. Целый поток син’дореев устремился к уцелевшим колоннам главных ворот.
- Слава Принцу! Слава Роммату! – скандировали они.
Даже не набросив на себя робу, Тира выскочила из своего барака в потертых кюлотах и рубашке. Она, не обращая внимания на гневные возгласы, быстро остававшиеся далеко за спиной, проталкивалась через толпу. Жаждущих узреть спасение первыми все прибывало, потому девушке пришлось протиснуться к краю обочины, чтобы суметь забраться на крышу ангара, приютившего несколько семей и скот. Она бежала так быстро, как только позволяли ноги, перепрыгивая через торчащие гвозди, булыжники, не дающие ветру сорвать тонкое покрытие, и заплатки, сделанные на скорую руку. «Они вернулись! Вернулись! Они спасли нас! Беркан, свет мой…» Мысли бились в ее голове, а сердце было готово выпрыгнуть из груди от переполнявшего его счастья. Даркшадоу спрыгнула на землю, даже не сбросив темп, и понеслась впереди всей толпы. Она уже видела колонны, видела фигуры, облаченные в ало-золотые одежды. Она увидела его.
Беркан стоял по левую руку от Роммата, изучающим взглядом осматривая свой родной город. Тира, хохоча и плача одновременно, рванулась к нему. Всего каких-то сто метров!
- Прохода нет!
Магесса со всего маху напоролась на воина, закованного в доспех все того же алого с золотым цвета. По косой сажени он прижимал к груди алебарду из «солнечного» металла, украшенную ювелирной резьбой и кроваво-красными лентами. Тира попыталась обойти королевского гвардейца, но тот схватил ее за руку.
- Прохода нет, леди. Вернитесь назад.
- Вы не понимаете! – воскликнула син’дорейка, чувствуя, как в груди поднимается негодование. – Я мастер академии Фалтриена! Пропустите меня к ним!
- Ну а я тогда кал’дорейская девственница! – гаркнул эльф и с силой оттолкнул Тиру назад. - Вон отсюда, девка!
Кровавая сделала несколько шагов назад, кивая. Довольный этим, стражник отвернулся в сторону. Как только его внимание переключилось на детей, пытавшихся перелезть через ограждения, магесса сорвалась с места.
- Дрянь! Стой, я сказал! – фениксоподобный стражник погнался за ней, но Тира была намерена достичь своей цели, потому швырнула в него заклинанием. Воин с грохотом рухнул на мостовую, теряя при этом алебарду и шлем.
- Эйфес! – окрыленная успехом своей импровизации, Даркшадоу попыталась докричаться до Беркана. – Эйфестер!
Она замахала руками, привлекая внимание магистра, но к несчастью, раньше него ее заметила еще пара гвардейцев, тут же бросившаяся в сторону поверженного сослуживца и виновницы. Ретироваться было уже поздно. Массивные фигуры налетели на эльфийку. Один из них заломил ей руки, а второй с крысиным проворством надел на запястья два антимагических браслета. Син’дорейка брыкалась, что было сил, поливая гвардейцев таким обилием ругательств и проклятий, что те поторопились увести ее с площади.
- Эйфестер! Эйфес! Беркан, мать твою! – продолжала надрывать глотку чародейка, уволакиваемая стражей принца по земле, но магистр так ее и не услышал.
Дверь камеры со скрипом отворилась. Забившаяся в угол Тира подняла голову с плотно прижатых к груди колен. Полоска света просочилась внутрь темного помещения, на несколько мгновений ослепив магессу. Два часа абсолютного мрака не прошли бесследно. Немного привыкнув, она по стене поднялась на ноги.
- Какого хрена? – Даркшадоу снова зашипела и прикрыла глаза ладонью.
- Истинные леди выбирают выражения, Тира.
Девушке потребовалось несколько долгих секунд, чтобы признать в голосе Беркана. Сухой, огрубевший, утративший прежнюю чувственность, ранее различимую даже в простых фразах.
- Привет… - едва сумела выдавить из себя син’дорейка. Отерев лицо рукавом рубашки, она медленно двинулась к выходу, ощущая странное чувство: растерянность с легким налетом обиды.
Девушка подошла к магистру и, наконец облегченно выдохнув и улыбнувшись, потянулась, чтобы обнять эльфа.
- Не здесь и не сейчас, - Беркан остановил ее, взяв за плечи. – Я очень рад тебя видеть, но был бы крайне признателен, если бы ты больше не позорила меня перед Великим Магистром.
- Не… Что? – магесса ошарашено застыла на месте. Сперва тон, а теперь и само содержание… Слова син’дорея, словно пощечина, уязвили Тиру.
- Замолчи и следуй за мной. Мне пришлось внести за тебя залог.
На ватных ногах эльфийка механически последовала за магистром. Возмущение было настолько велико, что Тира просто утратила дар речи. Перед выходом на улицу Беркан набросил на ее плечи шелковый плащ, чтобы скрыть огрехи мешковатой одежды. Экипаж ожидал их у дверей.
Молчание они хранили вплоть до самого выезда из руин, где располагалась временная резиденция Эйфестера.
Чистая и опрятная, эльфйика сидела на напольной подушке, держа в руках чашу с уже наполовину остывшим глинтвейном. Тира исподлобья следила за Берканом, маячившим туда-сюда по шатру, раздающим какие-то указания.
- Может, ты хоть на минуту на меня отвлечешься? – почти сквозь зубы процедила син’дорейка.
Беркан повернулся к ней лицом. Его бровь скользнула вверх, тем самым придавая лицу саркастично-заинтересованное выражение.
- Я тебя слушаю, - маг усмехнулся и скрестил руки на груди.
- Что тут происходит? Ты не соизволил не то, что объясниться, даже обнять меня! – поддавшись чувству, брюнетка встала с подушки. – Вокруг царит суматоха по неизвестной мне причине. Я ни за что оказываюсь в камере, а потом еще и сношу от тебя оскорбления! Что тут происходит, я тебя спрашиваю! – на последнем вопросе девушка сорвалась на крик.
- Тише, милая. Ну что ты, - на благородном лице син’дорея заиграла привычная мягкая улыбка. Он подошел к Тире и прижал к себе. – Просто мы все немного на взводе и… Я не хотел тебя обидеть.
Эльф наклонился, чтобы поцеловать магессу, но та увернулась.
- Это не ответ, Эйфес, - Тира выдохнула и немного расслабилась. – Вы на взводе, а мы на грани безумия, понимаешь? Каждый день видеть, как они умирают и превращаются в одержимых голодом… Каждый день быть не в состоянии помочь и при этом лгать… Утешать. Обещать. Вы сумели найти избавление?
- Всему свое время, Тира, - Беркан собрался уходить, но эльфийка настойчиво потянула его за рукав.
- Нет. Ты объяснишь мне все здесь и сейчас. Я ждала несколько месяцев и больше не намерена.
Едва ли можно было не заметить ее враждебности. Жалкое существование, какое они влачили все это время, пока принц и его армия блуждали в другом мире в поисках мифического исцеления, наложили на девушку сильный отпечаток, и она ничуть этого не стыдилась. Терпение – благодетель. Но сейчас ей было не до моральных постулатов.
- От тебя разит силой, Эйфес. Незнакомой. Я хочу знать, отчего твои глаза теперь полыхают ядовитой зеленью и почему Принц не вернулся вместе с вами.
- Отпусти меня, Тира. И не смей обращаться ко мне в таком тоне, - Беркан вырвал руку и отвернулся, но чародейка уже миновала стадию страха. Она резко развернула эльфа к себе и схватила за грудки.
- Я буду обращаться к тебе так, как сочту нужным, Эйфестер. И я сейчас не в том настроении, чтобы принимать отказ. Когда вы ушли, мы отбивались от тварей с Мертвого Шрама чуть ли не с вилами в руках. Мертвецы продолжали вставать из могил. Мы снова теряли тех, кого любили. Во второй раз, Эйфес, ты меня слышишь? – голос эльфийки опустился до змеиного шепота. – Я видела Шейдена. И я его убила. А тело предала огню. Я пережила это, Беркан. И сейчас я требую ответов.
- Ты так и не научилась отпускать прошлое, - эльф сжал запястья Тиры, но она и не думала отпускать воротник робы. – Ты слаба. И сейчас недостойна узнать и принять благословение высших сил. И пора бы уже забыть о Маэтилле. Он также был слаб, потому и был наказан. Магия не прощает ошибок.
Магесса отпустила ткань робы магистра и, резко схватив чашу с вином, плеснула им в лицо Эйфестера. Ответом стала звонкая пощечина.
- Дрянь! – гримаса бешенства исказила черты лица син’дорея. – Неблагодарная и недостойная!
- Я тебя не знаю… - Тира отшатнулась от бывшего наставника, прижав руку к щеке. Ее глаза болезненно блестели в приглушенном освещении шатра, но и тени не могли скрыть ужаса и отвращения, застывшего в них. – Ты не Эйфес…
Больше ничего не сказав, девушка бросилась прочь из шатра.
Город восстановили буквально за одну ночь. Маги, принесшие с собой секрет жизни, ткали алые купола и позолоченные башни прямо из воздуха. Несколько тысяч детей крови вновь обрели свой дом. Но прежним он уже никогда не станет.
Через несколько недель, пережив достаточно болезненную адаптацию к новой форме энергии – фелу, - син’дореи начали возвращаться к спокойному течению жизни. Академия Фалтриена вновь распахнула свои двери перед неофитами, простыми соискателями и теми, для кого эти стены стали роднее отчего дома.
Дарроушир превратился в пепелище, поэтому выбора у Тиры не оставалось. Со своими скромными пожитками она вернулась в старую комнату, теперь казавшуюся вовсе чужой. Свободного времени было предостаточно, поскольку новые условия требовали нового подхода. Компаниям прочих магов эльфийка предпочитала общество книг. Слишком много потрясений ей пришлось пережить за последние два года, чтобы так просто влиться в бьющую ключом социальную жизнь. Уединение в библиотеке приносило ей столь необходимое успокоение и мудрость, застывшую на страницах тысяч фолиантов. Конечно, большая часть рукописей сгорела в пожаре Третьей Войны, но даже это немногое спасало потерянную девушку от полного одиночества.
С тех пор, как случилась ссора с Берканом, Тира не переставала думать о его словах. Она была убеждена, что самой губительной может быть лишь духовная слабость. Но это никак не вязалось с образом Шейдена. Такого просто не могло быть. В тот вечер, когда ее друг скоропостижно скончался, Даркшадоу вытащила из лохмотьев робы Шейда конверт с заданием. Ее заданием. После похорон ей позволили собрать важные для семьи Маэтилл личные вещи мага и отправить домой. Тогда-то она и обнаружила папку с наработками по эксперименту. Не раздумывая, Тира создала для себя зачарованную копию бумаг, а оригинал сожгла. Боль утраты была еще слишком сильна, потому магесса отложила исследование до лучших времен. И кажется, они наступили…
Если проект, выполненный Тирой, ограничивался исследованием в области проводящих сил арканы и функционировании многоступенчатых порталов, то задание, выпавшее на долю названого брата, было несколько… Обескураживающим.
Неясная формулировка сразу навела Тиру на мысль о том, что здесь что-то не чисто, но ради Шейда она поклялась разобраться. Пускай даже это и представляло риск для ее жизни. Все что она могла потерять, она уже потеряла.
Проект затрагивал один деликатнейший вопрос, о котором в Академии даже магистры и архимаги предпочитали не говорить вслух. Основой для него стали сказания, зафиксированные в монографии одного из ученых периода Войны Древних. Для разбора столь ценной рукописи требовалось многое: начиная специальным разрешением и заканчивая возможностью не спать несколько суток к ряду. Бумага, подписанная Берканом больше двух лет назад, все еще была действительной, поэтому для Тиры не составило труда запросить необходимую литературу и погрузиться в работу. Результаты превзошли все ее ожидания. Речь шла о переселении души и воскрешении.
О чьем-то присутствии в подсобке говорил лишь тихий скрип половиц. Самих шагов слышно не было, да и посетитель искусно скрывался в тенях. Шуршание ткани по стене вполне могло сойти за движение занавесок, потревоженных ветерком. Тира, мысленно проклиная себя, наконец смогла расслабиться и выдохнуть. Она миновала ночной патруль Академии (по совместительству являющийся и дневным, и утренним, и вечерним), состоящий их пары сварливых комендантов. Этой ночью девушка решилась на отчаянный шаг. Нервный озноб пробирал до костей, сколько ни убеждала себя магесса, что все обойдется. Прекрасно осознавая, что
после для нее уже может ничего не быть, Тира все же решилась. Долгие часы она прокручивала в памяти события последних трех лет помногу раз. «Чтить. Не забывать. Не прощать». Этот призыв настолько плотно засел в ее сознании, что теперь стал определяющим девизом по жизни. Она лишь надеялась, что ее поступок расставит все точки над i. Окончательно.
Тира стояла у изголовья вычерченной магическими чернилами руны. Она вела себя намного спокойнее, понимая, что малейшее нарушение колдовского протокола может повлечь за собой необратимые последствия. Она не могла допустить подобного, потому что делала все это ради прощения. В «ногах» символа лежал трупик белого голубя, лишь немного замаранный каплями подсохшей крови. Девушка опустилась на колени и достала необходимые для ритуала записи брата. Руны выглядели вполне знакомыми, Тира даже знала наверняка, как их следовало читать, но смысла в них не было ровным счетом никакого. С губ эльфийки сорвался тяжелый вздох. Она прикрыла глаза, пытаясь подавить просыпающуюся тревогу. Сомнения давно были отброшены, но…
Дверь с грохотом распахнулась. В подсобку ввалился патруль. Было глупо предполагать, что открывшаяся их взглядам картина могла иметь какую-то иную трактовку. Тира лишь горько усмехнулась. Смысла что-либо отрицать и доказывать не было. Она просто встала и, не сопротивляясь, последовала за беснующимися комендантами. Путь был до боли знаком.
«Прости, Шейд».
[свернуть]
Ответить с цитированием