Скрытый текст
Внезапно загорелся продолжением отыгрыша
этого персонажа, который был придуман исключительно для "Старого королевства" Ррина, что на ЕСах. Надеюсь не облажаться с перезапиливанием некогда канонъчного, со слов дядей ВСШ, пехотинца)
[свернуть]
"Война... Война никогда не меняется." — умные мира сего.
1
Никогда ещё снег не был так ненавистен его душе. Никогда прежде он не ощущал на душе такой тяжести при виде этих белых хлопьев. Прежде он посчитал бы за безумие одну мысль о том, что лишь завидев эти чудесные белые кристаллики, в его сердце будет пылать самый ярый огонь, который можно затушить лишь чем-нибудь, что "горит по-сильнее".
Преодолевая сотни метров, гонимая из стороны в сторону лютыми ветрами, большая снежинка стремглав летела вниз. С высоты её полёта открывалась картина настолько страшная, что захватывало дух — огромная ледяная пустошь, исшрамленая ужасными стенами из чёрного металла, рвы которых были полны неистово кипящей лавы, а над воротами которых скалились рогатые черепа с глазами, морозящими саму душу. Дальше едва возможно было что-то разглядеть из-за столь сильной вьюги, но даже призрачному взору рвущейся в разные стороны снежинки открывалась прелюдия трагедии, что скоро произойдет там, на земле.
А на земле был ад. Погибель. Они все знали, что рано или поздно положение перейдет и в эту "дрянную" стадию.
Земля стонала под поступью сотен и тысяч мертвецов, прорывавшихся сквозь проход Морд'ретара, Врат Смерти, как их звали. Дворфийские стрелки обильно поливали огнём нежить из своих мушкетов, мортирных расчётов паровых танков. Маги, выбиваясь из сил, пытались сдержать натиск неистовых мертвецов, а бравые солдаты нагоняли и поражали клинками да щитами всех тех, кто таки прорывался сквозь этот заслон. Однако, этого было недостаточно.
Пролетая уже над головами стоявшей ровным строем пехоты, снежинка наконец окончила свой полёт на носу у одного из сотни солдат. Сквозь прорези шлема выглядывали голубые глаза, взгляд которых выглядел исключительно суровым, благодаря светлым, хмурым бровям. При каждом взгляде - полном злобы и презрения - что солдат бросал на проклятого врага, прорывавшегося сквозь заградительный огонь, он всё крепче сжимал свой верный железный клинок в правой руке, и щит с львом Штормового королевства в левой. Он крепко стоял на ногах, приняв боевую стойку, но даже несмотря на все переполнявшие эмоции, он легонько подрагивал, бряцая латами. Несмотря на меховые подкладки и прочую утепляющую одежду, латы по-прежнему оставались железками, которые уж очень быстро мёрзли при столь лютых морозах, а тем более, если это старые, поношенные латы штормградского пехотинца... В очередной раз подумав об этом, Валентин позволил себе ухмылку.
Да уж, выглядел он сейчас как какой-то грёбаный герой. Но не тут-то было. Он, чёрт возьми, замёрз как та обезьяна. Оголодал, как пёс. Устал, как лошадь. Но несмотря на всё это он продолжает стоять рядом с товарищами по оружию, именно в ту самую секунду, когда враг почти прорвался в их худо-бедно обустроенный и едва забаррикадированный лагерь, чтобы разнести здесь всё к чертям собачьим.
И именно этого он не собирался допустить. Вот уже было видно, как несколько магов, не жалевших своих сил при попытке остановить поток мертвецов сквозь Морд'ретар, повалилось с ног истощёнными. Боезапасы дварфов закончились, а танки, очень не вовремя, начали перезаряжаться... Они прорвались.
— Четырнадцатая!- взревел сержант Валентин Гравель, как только нежить просочилась через ворота, как вода сквозь сито,— Щиты поднять!- после этого, сотня пехотинцев — все как один — подняла на уровень груди широкие щиты с таким же золотым львом, какой был на щите Гравеля. Чуть повернув голову в бок, он увидел одобрительный кивок своего капитана, который разделил борозды правления ротой с сержантом в этот день, который вполне мог стать последним для них обоих. Чего греха таить... Это была самоубийственная миссия. Дерзкая попытка Альянса опередить Орду в штурме первых крепостных валов Плети, на которую отправили Четырнадцатую роту Вооружённых Сил Штормграда. Конечно, им была оказана величайшая честь — первыми начать приступ на стены Плети в Ледяной Короне, однако, по сравнению с лёгкой работой "элитного" Седьмого Легиона — летать себе на "Усмирителе небес" да переплёвываться пушечными выстрелами с дирижаблем Орды в относительной безопасности от всего этого мёртвого воинства - работёнка Четырнадцатой досталась не из лёгкой.
Но даже если так, они никогда не жаловались. Как и положено пехоте. Им сказали пойти и убить - они пойдут и убьют, или полягут все, пытаясь исполнить приказ.
"Таков долг",- подвёл итоги Гравель, после чего стиснул зубы, да сделал шаг вперёд. Этого было достаточно, чтобы вонзить уже приготовленный клинок в брюхо первого подбежавшего мертвеца.
Десять лет. Уже десять лет Гравель служил в Военных Силах Штормграда, защищая своё королевство. С кем он только не сталкивался? Бандиты, предатели, орки, даже демоны и колдуны... Многое перепадает на долю простых солдат, но далеко не каждый способен выбраться из этого водоворота, в который способна закинуть судьба.
А он выбирался. Столько светлых и мрачных воспоминаний, что голова кругом идёт. Самое яркое из них до сих пор является сержанту в сновидениях: Штормградский порт.
О, да. То были страшные времена. Двадцать второй год, как сейчас можно вспомнить! И когда большие люди обрекали весь мир на большие проблемы, маленькие, но в то же время сильные мира сего находили друг друга, словно по запаху. Цепляясь друг за друга они двигались к свету, не разъединяясь. Капитан Де Гархон, сержант Трет, Друдл, славный-малый Эндрю, даже эти пиратские ублюдки, Филтимер и Гомес. Каждый из них оставил оставил заметный отпечаток на Гравеле.
"А ведь тогда было куда спокойней!"- мысленно произнёс Гравель, замахиваясь клинком.
Его заляпанные гноем и кровью латы, имевшие ранее бело-голубой оттенок, теперь были грязными от грязи и сажи. Накидка с изображением Штормградского льва, яростно раскрывшего пасть, была содрана. Взору мертвецов, попадавшим под клинок сержанта, открывался побитый и исцарапанный нагрудник.
— Четырнадцатая!- заорал Валентин, вырывая клинок из очередного поверженного зомби,— За баррикады!
Пехотинцы ровным строем начали отступать. Их задача на данный момент выполнена. Они прикрывали отступающих стрелков и магов, а так же рабочих, оттаскивавших артиллерию со старых позиций. Очень мало танков и орудийных расчётов удалось спасти с поля боя, но это - лучше, чем ничего.
Они отступали в лагерь, медленно но уверенно. Новые и новые мертвецы, что неслись на клинки и щиты пехотинцев, разбивались о них как волны о скалы. Но это длилось не долго - вскоре рота оказалась в "своих" землях этого поля боя, на территории которых были раскиданы частоколы и баррикады.
Несмотря на то, что гонцы уже были посланы, мало кто ожидал помощи. В те ценные секунды, что сержанту удавалось передохнуть между уничтожением мёртвых, он смотрел на своих солдат. Даже сквозь прорези шлемов он ясно видел страх в глазах некоторых. Он понимал их, ибо сам боялся. Не столько смерти, сколько последствий - ведь все, кто поляжет на этом поле боя, сегодня-завтра мог пополнить армию Предателя. А этого он хотел меньше всего.
— Вперёд, Четырнадцатая!- заорал Гравель, крепко-накрепко обхватив рукоять клинка и крепления щита,— У нас впереди целая грёбаная ночь славного мочилова!
Воодушевлённая восклицанием своего сержанта, воины самую малость подбодрились. Некоторых из его или соседних отделений пехоты всё же настигали когти и лапы мертвецов, что уж говорить об отрядах магов, стрелков или артиллеристов... Но как бы там ни было, потери были приемлемы. Его "солдафоны" могли показать Ад этим ублюдкам с того света. И они его покажут.
2
Стук латных сапог громко разносился по всей палубе корабля, что стремительно плыл по океану, носом разрезая водную гладь. Люди в разных формах сновали по кораблю, делая свои дела. Один же из солдат неспешно двигался в сторону кают, обходя стороной работавших матросов и отдыхающих на свежем воздухе пехотинцев.
Подойдя к деревянной двери, рядовой Томас Браун встал перед ней, задумавшись. Забегав глазами по палубе, он пытался придумать причину, с которой он должен войти туда. Внутри каюты находится человек, нуждающийся в поддержке больше всего, однако он по-прежнему оставался его командиром. Стоило ли, как говорят, "тыкать палкой в глаз дракона"? Томас, покачав головой да вздохнув, всё же постучался в дверь. Нельзя было оставлять его в беде.
Ответа не последовало.
Постучав ещё несколько раз, рядовой поджал губы, да нахмурившись, громко сказал:
— Сэр, это рядовой Браун. Разрешите войти?
После ещё пятнадцати секунд молчания, парень вздохнул, да только собирался было развернуться и уйти, как услышал за закрытой дверью приглушённое ворчание, произнесшее "Войди".
Облегчённо вздохнув, рядовой толкнул деревянную дверь. Та со скрипом отворилась, впустив солнце и рядового в каюту. Солнечный свет, впервые за долгое время познавший дощатый пол каюты сержанта Гравеля, будто был рад этому, посему солнце вышло из за туч, засияв ещё сильнее. То же самое можно было сказать о Томасе, уже нервно улыбнувшемуся, лишь завидев в дальнем углу каюты лежавшую на гамаке фигуру, медленно раскачивающуюся да державшую в руке подсвечник, в котором догорала маленькая свеча. Прошедший ближе к сержанту Браун нахмурился, увидев лицо своего командира, слабо видневшееся от тусклого света, отбрасываемого свечкой.
Обросшее густой щетиной лицо сержанта выражало полное отчуждение. Лишь немного прищуренные глаза от попавшего в каюту света могли уверять Томаса в том, что сержант Гравель не заледенел в каюте, будучи одетым в одну просторную рубаху да штаны с портянками. Внутри его души ещё горела жизненная искра, но очень скоро она могла стать для него чем-то настолько бесполезным, беспомощным и несчастным, что он смело мог бы погасить и её, отдавшись с головой своей депрессии и меланхолии.
— Новости, рядовой?- сиплым голосом произнёс Валентин, подняв свои усталые, красные глаза к Брауну.
— Нет, сэр... Мы всё ещё в пути,- встретившись с командиром взглядом, у Томаса сердце сжалось. Он пережил ту трагедию у прорванного фронта вместе с ним и тоже скорбел по изничтоженной Четырнадцатой роте, но лишь от части понимал, почему последний из оставшихся в живых командиров переносит это тяжелее всего,— Я просто зашёл узнать, как у Вас дела. Вы почти не выходите из каюты уже пятый день плаванья. Четырнадцатый... беспокоится.
— Какой Четырнадцатый?- хмыкнул сержант, откинув голову на подушку да протерев закрывшиеся от усталости глаза,— Роты больше нет, парень. Это конец. Мы еле убрали ноги из этой мясорубки. Нас осталось... Сколько? Тридцать?..
— Тридцать двое, сэр,- быстро и тихо перебил он сержанта.
— ... тридцать два, да? Это уже не Четырнадцатый! Тридцать двое беглецов с поля боя, пха. Мы более никогда не будем ротой,- после этого, он лёжа развернулся лицом к стенке, уткнувшись носом в подушку. Нет, он не плакал. Солдаты не могут плакать. Его отучили от этого бесполезного действа ещё в самом начале службы. Его заставили забыть много чего, но такие вещи как тоска, скорбь... Сострадание. Оно не покидало никого. Даже Валентина, честного последователя Святого Света, всю жизнь молящегося и соблюдавшего три добродетели.
Ему пришлось пойти на это. После смерти капитана, командование перешло в руки Гравеля, как замещавшего его сержанта. Уже не в силах сдерживать напор нежити, строй пехотинцев, оборонявшихся целую ночь, был сломлен. Сержанту предоставлялось достаточно подобных возможностей, когда казалось, что надежды нет, а помощи уже не будет. Однако, эта помощь прибывала в самый последний момент и таки спасала положение, но не теперь. Там, в прорванном фронте, помощь подошла слишком поздно.
Гравель скрипнул зубами, стиснув руками подушку, напрягаясь при этом каждой мышцей своего тела. Он был зол. Несмотря на то, что Седьмой Легион ударил по Плети с фланга и отвлёк на себя удар с почти перебитой Четырнадцатой роты, они подошли слишком поздно. А вина за потерю многих боевых товарищей теперь, после смерти капитана, лежала на плечах Валентина. Впервые за десять лет службы он познал абсолютно всю тяжесть руководства боевой ротой — а так же последствия её потерь. Решающим фактором было получение приказа от Верховного Командования, согласно которому остатки Четырнадцатой роты Военных Сил Штормграда должны были покинуть зону боевых действий в виду недееспособности роты, чтобы вернуться в столицу. Не было ни слова про дальнейшую судьбу роты — перегруппировка, роспуск, трибунал — ровным счётом ничего.
Томас вздохнул. Ему было больно наблюдать за тем, что сталось с Валентином Гравелем. Тем самым сержантом, пришедшим из знаменитой Первой. Из великой Первой! Тем самым сержантом, что был славен своим знанием меры во всём: в строгости при исполнении, в справедливости при наказании "проштрафившихся", в доброте при неформальных беседах и задорности на отпускных. Он был хорошим парнем, ничего об этом не скажешь. А как над ним, порой, подшучивали! Что товарищи по роте, что он сам. Рассказывал, как его в начале службы называли "Белоснежкой", из-за блестящих, светлых волос, которым — с его слов — просто завидовали оборванцы из Братства Справедливости. А потом его, опять же шутки ради, даже назвали "Локеном", в честь какого-то древнего титана, после того как в тренировочном бою он раскидал трёх лейтенантов, получив от силы пару скользящих ударов по щиту — это очень позабавило рядовых, которых эти лейтенанты муштровали! Но он, в отличии от многих прочих "высоких рангов", не умел наживать себе врагов. Да и не особо хотел.
Но как бы там ни было, сейчас этот некогда отважный и жизнерадостный солдат лежал в темноте, лицом к стене, с поджатыми ногами. Он держал подсвечник, а тем временем свеча медленно истекала воском. Спустя пол-минуты напряжённого молчания, Томас заметил, что единственный источник света, освещавший его сержанта, погас. Валентина Гравеля "Локена" поглотила тьма. Лишь слабые лучи солнца, что вновь спряталось за тучей, едва проникали в каюту.
— Передай коку, чтобы сварганил мне доброй ухи,- просопел сержант из под подушки,- Вольно. На ужин я поднимусь к вам, парни. Передай всей Четырнадцатой.
Отдав честь командиру, рядовой развернулся и покинул его, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Валентин же, тем временем, пытался заснуть. В своей голове он вновь прокручивал старые воспоминания о счастливых временах бытия простым капралом, или, там, лейтенантом. Ни забот, ни хлопот. Просто служи и общайся с хорошими людьми. Капитан Де Гархон, сержант Трет, Друдл, славный-малый Эндрю, даже эти пиратские ублюдки, Филтимер и Гомес... Но сейчас всё было по-другому. После глаз каждого из представленных людей, Гравель увидел синие, пылающие ледяным огнём очи. Они смотрели в самую глубь его израненной, горюющей души. Они пытались найти в нём слабость.
Но единственная его слабость сменилась спокойствием. Наконец-то он нашёл то, что смогло его успокоить. Даже если этим "чем-то" был взгляд страшного врага.
- Ты не протянешь дольше меня, сукин сын,- пробормотал сержант да слабо ударив кулаком стену перед собой, развернулся спиной к ней. Наконец, полностью почувствовав охватившее его спокойствие, сержант впервые за долгое время уснул.
Ответить с цитированием
Сообщение от Kaelus
